О, Лора поняла, почему ее письма не доходили до мужчины, когда в ее руки попался тот выпуск Пророка. Газетенка, дрожавшая в тонких руках, стала не то что каплей яда в ее утреннем чае, который тут же разлился по столу, намочив вафли и смыв с них шоколад. Газета стала отравленным ножом, погруженным в тельце ранимой Мэдли по самую рукоятку, и с каждым циклом улыбок молодоженов, повторявшимся на колдографии, рукоятка поворачивалась. Девушке казалось, что она умрет прямо на месте, едва только успеет сползти со стула. Но нет, Ло со стула слезла, серая и тихая. И земля под ее босыми ногами не разверзлась, пусть и немного качнулась и поплыла. Кукушка, как и прежде, хрипло прокуковала из старых часов, на последнем "ку-ку" скорее крякнув, а под входной дверью упала и скатилась с лесенок бутылка молока - Эмма громко ругнулась на молочника.
Жизнь не менялась: кто-то уходил на работу из этого дома, а кто-то пел песни и расчесывал золотые локоны. Лора же, как в детстве засев в шкафу на чердаке, отдавалась рыданиям и плакала с таким удовольствием, что вскоре не могла разлепить опухших глаз, которые щипало от соли. Целый день, вечер и даже вплоть до следующего полудня она защищала свои позиции в шкафу, пока ее не выкурили оттуда горящей полынью. Тогда девушка взметнула волосами цвета темного меда и скатилась по лестнице - в собственную комнату, под одеяло. И не было никого, кто мог бы ее утешить. Как и не могла она, кажется, почувствовать большей боли.
Шутка ли. Ее история начиналась так красиво: совсем еще подросток, она встретила в школе молодого, красивого учителя, и тот стал ее первой любовью. Ах, он стал ее самой темной мечтой, и она крепко держалась за эту мечту. Ло лелеяла в своем сердце его и его руки, которыми он делал такие вещи, о которых рассказывать не принято. Но вот ей шестнадцать - и ей кажется, что ее жизнь кончена, потому что ее мужчина только что женился. Не на ней, ясное дело, иначе чего бы она всю свою душу пыталась выплакать.
Разом будто потерявшая все свои краски, несколько раз Мэдли собиралась то в Лондон, то сразу в поместье Берков. Она бросала джинсы и белье в походный рюкзак, размазывая по щекам слезы и без сил покачиваясь. Хорошо, что была та самая Эмма. Эмма, нежно придерживавшая свой округлившийся живот и так же нежно удерживавшая глупышку от очередных унижений.
Запертая в доме собственным горем, свою ярость Лора носила в себе, как ее сестра - ребенка. Ах, под конец первой недели она уже не горевала, просто сердилась. Ко второй же неделе - мариновалась в собственной злости, и та тикала в ней, как бомба. Никому не смея показать свои намерения, они, Ло и ее ярость, ждали сентября. Того самого дня, как Берк откажется рядом с девушкой, и она прижмет того к стене и плюнет ему в лицо. А еще...
Второго сентября хаффлпаффка шла по коридорам Хогвартса знакомым путем в комнатушку преподавателя по полетам. Ее каблуки стучали так громко, будто она в своих мыслях уже топтала ими черное сердце Итана Берка. Пару раз ей пришлось остановиться и вытереть слезы: подбирая слова и фразочки для будущей перепалки, она с ума сходила от несправедливости, которая выпала на ее долю.
Постучавшись в дверь Берка, Лора дождалась, пока он ей откроет. А тот не мог не открыть - шум из-за двери явно говорил о том, что хозяин комнаты находился внутри и рано или поздно вышел бы. И вот, затолкнув появившегося на пороге мужчину обратно в комнату, Лора вошла и закрыла за собой дверь. Палочка, направленная преподавателю в лицо, только придавала шарма этой тоненькой девушке с яростным румянцем и блестящими от слез и злости глазами.
Простояв так напротив Берка несколько томительных секунд, она не дождалась нужной реакции и перевела палочку вниз. Туда, куда советуют бить при обороне от маньяков.
- Ты никогда не сможешь сидеть на метле, - голос студентки дрожал от обиды, а с конца палочки того и гляди готовы были посыпаться искры, - если не скажешь мне, что все это неправда.

Лора держалась до того момента, как профессор, перед которым она вытянулась в струну, снял пять баллов с Хаффлпаффа. Пять баллов - немного для целого факультета, который дружно и упорно за целый год заработает о-го-го сколько желтых камушков. Но эти самые жалкие пять баллов, отнятые сразу после начала учебы неверным мерзавцем, стали последней каплей самообладания брюнетки. Рыбка на шее девушки качнулась и подпрыгнула, когда та гневно затрясла головой, отгоняя от себя все глупые слова, что произносил мужчина, и в тот же самый момент с полки за спиной преподавателя что-то рухнуло и громко разбилось. Что - осталось загадкой, потому что брюнетка не сводила своих глаз с хозяина комнаты. Вот он стоит перед ней, такой красивый, взрослый и сильный. А злость девушки при взгляде на Берка все возрастала и ширилась, и ни капли удовольствия она почему-то не чувствовала от того, что получилось все, как она и хотела: Итан Берк зажат в углу (ну ладно, просто зажат, застывший под ее палочкой), безоружный и виноватый. Едва ли, правда, чувствующий вину, но знающий, что его молодая и глупая знакомая владеет парочкой неприятных заклинаний и достаточно безрассудна, чтобы их вдруг выкрикнуть, может быть даже все по очереди.
Мэдли бы впору успокоиться, величественным жестом откинуть волосы за спину, сесть в кресло и смерить мужчину холодным взглядом. Но тот рыл себе могилу каждой своей фразой, и только его минутное замешательство Лоре показалось правильным - так и должен был себя вести профессор. Совсем не подобало ему вдруг оправиться от потрясения, заговорить спокойным низким голосом, как будто ничего не происходит, да и заговорить-то о сплошных глупостях. Какие Пушки? Какая куртка? Пустые фразы сыпались из него, как леденцы из порванного кулька, будто Мэдли действительно было дело до того, во что сегодня одет МакМиллан.
Лора ни за что бы не поверила, что профессор не понимал, о чем девушка говорит. Она и не поверила, и ее глаза, чуть опухшие после бессонной ночи, сузились от злости, хотя злее и меньше они, казалось, стать уже не могли. Сейчас ей под силу было бы метать взглядом зеленые молнии, как и не удивилась бы хаффлпаффка, если бы ее волосы вдруг ожили и зашипели.
- Что? Манеры? - Оторопевшая от чужой наглости и едва не опустившая оружие, Ло опомнилась, прочистила горло удивленным покашливанием и, заговорив, при каждом своем слове делала нервный выпад палочкой в воздух, как в кино плохие парни размахивали пистолетом, угрожая жертве. - Ах, манеры, значит... - Угрожающие выпады девушки говорили о том, что либо сейчас на Берке будет рассечена одежда (подходящие заклинания она как раз знала, так что все дорогие лохмотья на профессоре просто опали бы лоскутками), либо Мэд кинется вперед, будто за футбольным мячом, и попросту выколет мужчине палочкой глаз.
- Давай! - Вдруг взвизгнула она, и из ее глаз, как по команде, полились слезы. - Ты врун. Врун! - Запричитавшая было, Лора не отводила взгляда и палочки от противника. Слезы она свои унять не могла, и потому вздыхала, шмыгала носом, но со своей позиции не отступала, и нет-нет да и готовы были сорваться с ее языка проклятие-другое. - Давай, бери свою палочку. Может быть, это прибавит тебе храбрости. И тогда ты объяснишь мне наконец, как так вышло, что я прочла в газете о твоей свадьбе! Ты собирался мне рассказать? Вообще сообщить хоть что-нибудь?

Отредактировано Laura Madley (2015-11-07 18:44:47)